АКВАРИУМ.

Не так давно мне довелось попасть в одну квартиру, где мое внимание привлек аквариум. Известно, что всякий аквариум привлекателен, но этот был совершенно необычный, и необычность его заключалась в том, что он был, если можно так сказать, с очень большой душой, причем душой очень доброй. Достаточно высокий, модель из тех, что раньше называлась «ширмой», с двумя подсветками – верхней и боковой, чистейшей водой и множеством зелени. 
Многие годы я и сам занимался разведение рыб, даже был членом всесоюзного общества аквариумистов, и этот аквариум во времена моей юности несомненно был бы причислен, и по интерьеру , и по составу обитателей, к совсем немудреным: такие в шутку называли пионерскими. Большинство его населения составляли живородящие гуппи, меченосцы, моллинезии и пецилии. Разглядел я в нем и стайку полосатых суматранских барбусов, юрких данио-рерио, мраморного гурами на пару с лялиусом, и, конечно же, бессменных жильцов всякого дна, крапчатых сомиков. Темно-зеленые стрелолисты и валлиснерии тянулись со дна, укрытого мелким речным гравием-грунтом, в горшочках росли криптокорины, ну и конечно же, неприхотливая кабомба, любимица всех детей, поднималась из-за стоявшего на дне илистого грота. Поверхность воды выстилал толстый слой риччии, а над ним торчали листья капустки. По стене медленно ползли две больших желтых улитки-лужанки, а множество улиток физ расположилось на водорослях и боковых стенках. Жизнь шла, что называется, своим чередом. Я присел и предался созерцанию рыб. Около аквариума стояла баночка с тетрамином – кормом для гуппи, и ещё одна, видимо с сухими дафниями. 
На любой аквариум можно смотреть так же долго, как и на огонь, как на морские набегающие волны, но всё-таки постепенно мой взгляд перешел на комнату. Письменный стол, глобус, на стене весьма старая, с теперь уже бывшим Советским Союзом, политическая карта мира. На отдельном столике стоял компьютер, а на полках, среди достаточно внушительных камней и явно нездешних минералов, из которых особенно бросался в глаза медный колчедан, расположились многочисленные клеенные модели кораблей и самолетов. Детские рисунки были прикноплены к стене над кроватью, и в комнате царил легкий беспорядок. Еще на окне было много цветов и отростков в баночках, и чувствовалось, что их любят, а также изучают. 
С хозяином комнаты я не был знаком, но немного знал его родителей – доброжелательных, интеллигентных людей, видимо, из тех, кто летом ходит в походы, плавает на байдарках, а зимой, прихватив термос, идет в ближайший лесопарк кататься на лыжах и, конечно же, имеет много друзей из сословия служителей науки. 
Было около четырех часов дня… Как вы вероятно догадались, я ждал хозяина комнаты. Он задерживался в школе. Признаюсь, что мне было очень интересно увидеть современного Дениску Кораблева, чем-то похожего на Гарри Поттера. Так рисовало его мое воображение. 
Вскоре я услышал, как открылась входная дверь, и голос отца произнес: «Тимоша, у нас гости. Тебя ждут в твоей комнате…» 
Через пару минут в комнату вошел мальчик, лет эдак десяти, может чуть старше, поздоровался и сел напротив меня. Одет он был в костюм, напоминающий чем-то старую школьную форму, руки его были измазаны чернилами шариковой ручки, волосы немного растрепаны, а из кармана брюк торчал кусок переплетенной медной проволоки. Он внимательно посмотрел на меня, но промолчал, явно ожидая моей инициативы. Через минуту встал, подошел к аквариуму, дробно постучал пальцами по стеклу, как обычно делают профессиональные аквариумисты, когда хотят покормить рыб, и, взяв сачок, выловил пожелтевшую ветку роголистника. 
- Вы что-то хотели? - все же опередил он меня. 
- Да, Тимофей… Хотел бы посмотреть твои рисунки. Мне сказали, что они необычные. 
- А… - протянул он, - понятно, смотрите. Их на выставку не взяли. 
И он достал со шкафа папку. Я стал рассматривать рисунки, и в каждом из них мне открывалась какая-то неведомая для меня реальность: это были пейзажи других миров, планет, звезд, подводных глубин, и везде присутствовали два-три маленьких человечка. 
- Кто это? – поинтересовался я, указав на них. 
- Один я, а другие - коллеги из моей лаборатории, исследователи, - произнес со знанием дела Тима, сев ко мне спиной и вращая рукой глобус. Земной шар поворачиваться явно не хотел, и от того поскрипывал, а точнее, поскуливал при каждом новом обороте. 
- А почему не взяли на выставку? – поинтересовался я. 
- Сказали, что несовременно, - спокойно ответил Тимофей. 
И тут мы разговорились. Говорили о рыбках, о камнях и растениях, о погоде, о природе, обо всем на свете и даже больше, задавая и задавая друг другу вопросы, к тому же все более непростые. Тимка был спокоен и очень радушен, и только небольшой румянец, выступивший на его щеках, говорил о том, что он очень заинтересован беседой. Нам принесли чай. Тимка угостил меня пирогом собственного приготовления, немного подгоревшим, начал показывать коллекцию марок.
Время пролетело незаметно, и пора было собираться домой. Мы коротко попрощались, и, накинув куртку, я вышел за дверь. Уже на улице, по пути к дому, я всё думал об аквариуме, всё искал то нужное слово, что открыло бы мне дверь в тайну увиденного и услышанного мною. И, вдруг, совершенно неожиданно, я понял, что у аквариума была своя душа. Была большая-большая своя душа, как была она у рисунков, у глобуса, была у всего, что я увидел в той самой комнате. Это была душа, полная теплоты и любви того мальчика, того Тимки, с которым я так легко и непринужденно ещё совсем недавно беседовал, который, смеясь, сам себя называл в разговоре и чайником, и ботаником, и даже балбесом, если вдруг попадал впросак. Да, все так! Ключевым словом, словом-паролем было именно это слово - «душа». И вот теперь, владея этим ключиком, я легко, как сам Жак Ив Кусто, опускался в батискафе на самое дно аквариума. Стоял одноглазым Флинтом у штурвалов склеенных Тимкой фрегатов, летал на самолетах, парил бабочкой, а то и стрекозой по оконным гераням, и, самое главное, я стал четвертым участником экспедиций на рисунках Тимки. Да, это действительно была «ду-ша». В этом мальчике, в его комнате, в этой квартире - жила душа. 

Прошло почти двадцать лет, и как-то раз жизнь меня привела по одному весьма важному делу в Московский авиационный институт. В деканате мне сказали, что интересующей меня темой занимается кандидат наук Тимофей Яковлевич Шевгунов, и что его можно найти в аудитории на втором этаже. Поднявшись, я увидел единственную открытую дверь и вошел в кабинет, дабы уточнить… За столом сидел Тимка, тот самый ботаник, сын моих знакомых. Завидев меня, он даже не удивился, но широко и по-доброму улыбнулся, махнул мне рукой и сказал: « Вы, наверное, хотели бы посмотреть мои рисунки? Если так, то проходите…» И мы оба засмеялись. 

Терентiй Травнiкъ 
Из книги «Больше всего на свете», 2017